Есть такое чувство, вообще которое хоть и называется одним словом, но это такое чувство. Вот это чувство называется таким словом, которое на родном языке произносить крайне сложно. На чужом, иностранном, сколько угодно безответственно его можно говорить. А скажешь на родном языке, тут же об него споткнёшься и как бы извиняясь откашляешься. И даже если это слово подумать, там у себя в мозгу, подумаешь, и тут же как бы извиняясь споткнёшься об него и откашляешься… Это слово — Ну, и когда на тебя падает в очередной раз любовь… Вот это как упала на тебя — бабах! — вот так вот, а причем каждая следующая любовь, она же сильнее, чем предыдущая. Так как, как упала вот так, и ты думаешь: «ну е-мае, ну зачем опять-то, а? Так все было хорошо, рационально, спокойно, удобно.» А тут чувствутся сильно и надолго опять!
А уже никуда не деться, все уже, упала. И ты сам уже знаешь, что все уже. И вот в этом состоянии выходишь куда-нибудь по делам — при чем по делам, которые намечены до любви. Потому что во время любви вообще никаких дел! Ну, то есть собственно выходит по делам твое туловище, исполнять какие-либо социальные функции. А там творится такое, что ты вышел, шел, шел… и пропал, и исчез, и тебя не стало, и как бы тебя нет, и ты даже не можешь вспомнить, как это было там и тогда, когда тебя не было, потому что ты вновь появляешься, и мир начинает проявляться, как изображение на фотобумаге, и ты обнаруживаешь себя сидящим на какой-то грязной скамейке в какой-то непонятной и незнакомой тебе части города, на такой грязной скамейке, на которую бы ты без любви ни за что бы не сел…

из спектакля Евгений Гришковец. Планета

0